Главная » Статьи » Мои статьи |
Иванов Семен Иванович
Учитель в Великой Отечественной войне Содержание • Введение • Награды Иванова Семена Ивановича • Воспоминание ветерана войны • Музыкант участник Великой Отечественной войны Степанов М.С. • Заключение Прошло несколько десятилетий после Победы. За это время поднялось ни одно поколение, для которого Великая Отечественная война – страница истории. Мальчишки, росшие без отцов, теперь сами отцы и деды. Всё больше становится людей, которые не помнят войны. Нет- нет, да и раздаются голоса: «А зачем им знать про эти ужасы? Хватит и того, что мы их пережили», Здесь и кроются истоки инфантилизма части молодёжи, иждивенчества, безапелляционности в суждениях о том, к чему не прикоснулись сердцем. Очень важно в условиях мира, благополучия, беззаботности наших преемников, чтобы все они знали, чем была для людей Земли наша битва с фашизмом, каких усилий, мужества, великих жертв стоила она народу. Это наш долг перед теми, кого уже нет с нами. И особенно перед теми, чья жизнь только начинается. Ибо они - наше продолжение, наша нравственная чистота. Сороковые , роковые… Весенние и фронтовые, где извещения похоронные И перестуки эшелонные. Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к востоку… Как это было! Как совпало – Война, беда, мечта и юность! И это всё в меня запало И лишь потом во мне очнулось!.. Свинцовые. Пороховые… Война гуляет по стране, А мы такие молодые! Вспомним как это было… Вспомним людей у репродукторов. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» К военкоматам торопились наши отцы, деды, прадеды, чьи-то братья, сыновья. Один добывал руду, другой пахал землю, третий был учителем. Но в момент смертельной опасности, нависшей над Родиной, все они стали солдатами. 1418 бесконечно долгих дней длилась война. Каждый день был наполнен боями, каждый день требовал мужества, стойкости, отваги. Только такой ценой можно было добыть Победу. И солдаты, презирая опасность, шаг за шагом шли по вздыбленной, горящей, стонущей земле. Профессия у него благороднейшая – учитель. Перед самой войной, летом 1939 года, окончил Моркинское педучилище и начал работать учителем в Поланурской начальной школе Медведевского района. Но война 1941 года на время прервала преподавательскую деятельность. Школьную ручку поменял на винтовку и пушку тех времен.. Сельская школа в годы войны. …Вечером протарахтели по булыжной шоссейке немецкие двуколки и всё затихло. А ещё через два дня в село завернула заляпанная грязью полуторка, и выскочил из кабины лихой старшина. Он рупором приставил ладони ко рту и зычно закричал: «Эй. славяне , выходи, кто цел остался, а то неприлично получается: освободитель пришёл, а никто не встречает!». И тогда вышли все. Это в сегодняшних фильмах люди обнимаются и целуются, тормошат друг друга и кидают вверх шапки А мы молча стояли и глядели друг на друга и на освободителя – вопросительно, недоверчиво, с чуть затеплившейся надеждой на то, что всё это - правда. И стали мы налаживать жизнь. Грустную картину представляло наше Заборье! Много домов сожжено до тла, остались только печные трубы. Колхоз и вовсе был разорён. Перво наперво собрали колхоз и председателем избрали Настю Дровенихину, которая до войны была счетоводом. Нашли место для школы. Её разместили в одной из половин амбара. Немного подумав, учительницей Настя назначила меня. До войны я успела окончит 9 классов, поэтому оказалась в деревне самой грамотной. Школу оборудовали всем колхозом: дед Клим сколотил столы и скамейки. Крылиха принесла ходики(часы). А потом мы устроили праздник первого звонка. Звонком у нас была выпотрошенная противотанковая граната, внутри которой на верёвочке болталась гайка, и если гранату потрясти, она издавала дребезжащее звяканье. Учеников в классе 26. Кому – то семь лет, кому- -то двенадцать, а кому и семнадцатый годок подходит. Вот сидит у окна Лёня Клепиков – у него пышная причёска, которую почему – то называют политикой. Я только об одном прошу Лёнечку: чтобы он осторожнее курил, не ровен час загорится наша школа. Я не вправе делать ему других замечаний: первую самокрутку поднёс парню дед Клим, после того как Лёня зарубил топором фрица, когда тот потащил меня в дом. А вот один на всей скамейке сидит семилетний Слава – его мать спуталась с полицаями и удрала с ними на запад, а со Славой теперь никто не хочет сидеть рядом. И кажется навеки застыло в его глазах выражение недетской тоски и боли. А вот и первая наша красавица – Крылихина Маруся. В оккупацию мать пачкала её чистое личико сажей, а затем остригла наголо: немцы боялись тифа. Все они здесь, все 26 и каждого я помню поимённо. Как мы учились? Трудно было без книг, ох как трудно. А потом пришла подмога. Приехал инспектор Шепелевского районо и привёз мне 4 журнала «Вожатый». И стал мне «Вожатый» и книгой, и учебником по всем предметам,и методическим пособием. Очень скоро я убеждаюсь, что значит быть сельским учителем. Ещё вчера я была просто Надей, а то и Надькой, а теперь меня уважительно величают Ивановной, здороваются первыми и спрашивают совета по разным житейским делам. И каждый интересуется, как там на фронте, что говорят в районе, скоро ли конец войне? В Шепелево меня зовут не часто, а хоть и зовут, так мало посвящают в военные дела: здесь больше нажимают на разные трудовые задания. Но я не могу себе позволить уронить честь профессии в глазах односельчан, и у меня всегда находится что рассказать: « И на фронте. И в тылу дела идут успешно. Вот во Владивостоке, например ребятишки собрали 30 тысяч гвоздей! А собираются разыскать и сдать целый миллион!», или: «Вы не слышали – пионеры из Горьковской области собрали деньги на самолёт. Построили его, да так и назвали «Горьковский пионер». Лупит теперь фашистов, никому спуску не даёт!» Односельчане слушают, одобрительно. За неимением ни чего другого довольствуются и этим: им важно знать, что всё идёт нормально, и никому нет дела, что все мои новости – из раздела хроники одних и тех же четырёх журналов, кивают головами. Да, а на чём и чем мы писали? С бумагой проблема решалась просто: по обочинам шоссе валялось великое множество бумажных немецких мешков, из которых получались превосходные тетради. С ручками и чернилами дело обстояло хуже, покуда не выручил дед Клим. Он принёс бог весть где раздобытое гусиное крыло, выдрал из него все годные в дело перья и разделил их по справедливости. Вскоре ребята привыкли к своим «ручкам» и очень ими дорожили. …Водились у нас и чернила – густой свекольный сок в тёмного стекла литровой бутыли. Чернила хоть куда только держались у нас недолго, к концу уроков их обязательно кто – нибудь выпивал. ..Я медленно и внятно диктую из бесценного и уже основательно зачитанного журнала: «Родина! Что может быть ближе и дороже сердцу человека нашей страны! Весь народ, от мала до велика, поднялся на борьбу за родную землю, за её свободу, против насильников и захватчиков». Двадцать шесть моих юных летописцев скрипят гусиными перьями, выводят такие милые сердцу, такие единственные на свете слова: Родина, народ, свобода. Родная земля… | |
Просмотров: 136 | Комментарии: 3 | |
Всего комментариев: 3 | |
| |